Бор считал вполне возможным применение принципа дополнительности к областям, выходящим за рамки физики, например, к психологии. Он постулировал множество потенциально дополнительных наблюдаемых в макроскопической реальности, таких как любовь и справедливость или сознание и подсознание. Подобным образом рассматривали принцип дополнительности и другие основатели квантовой механики, такие как В. Гейзенберг и В. Паули. В частности, последний писал: «Физика и психология вновь показывают современному человеку старый контраст между количественным и качественным… Для нас… единственная приемлемая точка зрения заключается в том, чтобы признать обе стороны реальности – количественную и качественную, физическую и психическую – как совместимые друг с другом, и доступные для одновременного понимания. … Должно быть вполне удовлетворительным, если физика и психика могут рассматриваться как дополнительные аспекты одной и той же реальности»[25].
В своих последних эссе Бор применил свою концепцию дополнительности к исследованиям в философии, биологии, психологии и культуре. Он рассматривал свободу воли и детерминизм, процессы мозговой деятельности и сознание, как существенно дополнительные методы описания человека. Концепция дополнительности является важной не только для понимания самих оснований физической реальности, но также предлагает перспективу для решения фундаментальных проблем в диалоге науке и богословия. Применительно к диалогу между наукой и богословием, возможно вести разговор о двух дополнительных эпистемологиях, где одна фокусируется на субъективном, другая на объективном доступе к познанию реальности. Несмотря на взаимно исключающую природу, обе требуют адекватного познания реальности.
Бор не хотел говорить, что классический язык обращен не ко всей полноте реальности, он скорее хотел изменить традиционное понимание, что люди способны рассматривать естественные события объективным образом как сторонние наблюдатели. Он отвергал традиционное кантовское деление, согласно которому наука исследует мир явлений объективным образом, в то время как религия полностью субъективна. Согласно Бору, отношение между наукой и религией не может рассматриваться на основе объективного и субъективного опыта: «Религиозное использование языка совершенно отлично от научного, но я сам нахожу деление мира на объективную и субъективную сторону слишком произвольным. Факт, что религии на протяжении веков говорили образами, притчами и парадоксами означает просто, что не существует другого способа понимания реальности, к которой они обращены. Но это не означает, что она не является истинной реальностью… Развитие в физике, которое показало, сколь проблематичны такие концепции как «объективное» и «субъективное», есть величайшее освобождение мысли. Даже если мы вынуждены делать различие между объективной и субъективной сторонами, место разделения может зависеть от способа, каким мы смотрим на вещи; в определенной степени оно может быть выбрано по желанию. Наука и религия могут рассматриваться как различные формы дополнительных описаний, которые, хотя и исключают друг друга, являются необходимыми для передачи богатых возможностей, проистекающих из отношения человека с центральным порядком»[26].
И. Барбур возражает против такого широкого понимания дополнительности на основании того, что «модели могут быть названы дополнительными лишь в том случае, если они применяются к одному и тому же объекту и относятся к одному и тому же логическому типу»[27]. По мнению Барбура, наука и религия не могут относиться к одному и тому же объекту или логическому типу, следовательно, к ним не может применяться концепция дополнительности. Если мы будем акцентировать внимание на том, что наука занимается исключительно вопросами бытия материального мира, а богословие исключительно вопросом бытия Бога, то позиция Барбура будет корректной. Тогда могли бы оказаться правы наши оппоненты в диалоге науки и богословия, которые утверждают, что между наукой и теологией лежит непроходимая пропасть, как между объективным знанием и слепой догмой. Однако, следует отметить, что богословие и наука могут быть отнесены к одному объекту – творению, а также непосредственно к человеку. Именно в области вопросов, связанных с рассмотрением творения и антропологической проблематики, применение концепции дополнительности может оказаться наиболее плодотворным. Если наука занимается непосредственно изучением тварного мира, то богословие указывает на ценностные, смысловые аспекты этого мира, с неизбежностью выходящие за рамки самой науки, но от этого не теряющие своего значения. Если богословие концентрируется на познании высшей трансцендентной реальности – Боге, то наука может дать нам ключи к пониманию того, как эта высшая трансцендентная реальность проявляется себя через гармонию и порядок мироздания. Концепция дополнительности науки и богословия по нашему мнению, является наиболее близкой к модели диалога, принятой в классификации Й. Барбура. Дополнительность предполагает одновременно наличие существенной разницы между наукой и религией, и в то же время наличие неустранимой необходимости обеих сторон друг в друге. Следует заметить, что не только наука и богословие могут рассматриваться как дополнительные в применении к описанию тварного бытия и человека в частности, но дополнительность можно рассматривать как определяющее свойство предельной реальности, которую они раскрывают. Например, в рамках физики дополнительность относится к описанию частиц и волн, в то время как в богословии дополнительность является продуктивной аналогией, указывающей на трансцендентность и имманентность Бога, христологические вопросы и т.д.
Следует, однако, отметить, что логика дополнительности в применении к богословию является лишь некоторой аналогией, используемой для демонстрации того, что выражают фундаментальные догматы христианства, такие как Триединство Бога, Богочеловечество Христа и т.п. Однако если кто-либо осмелился бы сказать, что философия дополнительности Бора может представить способ понять, как Бог воплощает себя в Иисусе Христе, и что это есть путь к пониманию природы Бога независимо от богословия, на это следует сказать решительное «нет».
Применяя философию дополнительности к вопросу об отношении науки и богословия, мы представляем картину из двух аспектов одной фундаментальной реальности. В то время как наука способствует прогрессу и изменению, преобразованию мира, богословие может помочь укоренить нас более глубоко в неизменной и вечной мудрости, чтобы мы продолжали изменяться к лучшему и могли достичь цели своего бытия. Как справедливо замечают Дж. Лодер и Дж. Нейдхарт: «"Вера, ищущая понимания" означает, что характер научного поиска в теологическом контексте должен основываться на поиске высших значений и целей; научный поиск не может удовлетвориться лишь простым описанием того, что делает природа. Человеческий фактор является неотъемлемой частью акта познания и того, что в конце концов можно познать. Чисто по-человечески мы не можем не задавать вопросов о значении и цели»[28].
